Семейные истории
Илья́ Никола́евич Аки́мов - биография
Мои корни и предки.
Жаркое и голодное лето 1932 года. Виктор Акимов
Трудное и беззаботное детство моего поколения
Трудное и беззаботное детство Продолжение
КУПАВИНСКАЯ КРУГОСВЕТКА. Виктор Акимов
Жизнь улучшается... Виктор Акимов
Жизнь улучшается...Продолжение Виктор Акимов
История Купавны
История Купавны
ОЗЕРКИ ВЫ МОИ, ОЗЕРКИ! Виктор Акимов
НАША РЕЧКА, Виктор Акимов
Насколько я помню, лет с пяти отец мой, Акимов Александр Иванович, начал обучать меня грамоте по тетрадям и учебникам моих сестёр - Тони и Лиды. Он писал задание в тетради в косую линейку - буквы и цифры, а я днём должен был вначале карандашом, а затем и чернилами заполнить две строки - буквами и цифрами. Вечером отец проверял сделанные мною уроки и вписывал задание на следующий день. Учился писать я днём, когда Тоня и Лида делали свои домашние задания. Таким образом, когда я пошёл 1 сентября 1930 года в 1-й класс, я не только уже писал, читал, но и решал простенькие задачи. Это, видимо, и стало причиной того, что по четвёртый класс я был успевающим учеником.
Поскольку у нас было подсобное хозяйство: лошадь, корова, поросёнок, куры, а дед с отцом выращивали рожь, овёс, картофель, капусту, а иногда и гречку и даже просо, то в летние дни меня часто отец и дед брали с собой на полевые работы. Особенно запомнились дни уборки урожая и сенокоса. Меня сажали на воз сена, ржи или овса, и я, восседая на возу, обозревал сверху всю округу.
Обычно отец у дома штыковой лопатой срезал траву под корень, выравнивал прямоугольную площадку, на которой вручную обмолачивали снопы ржи, овса и иных злаковых культур, а затем, провеяв и подсушив, складировали в амбар, которым являлась дедова избушка в два оконца. Избушка была срублена из брёвен старого дедова дома и крыта тёсом. В ней всегда в летнее время днём отдыхал и ночью спал дед.
Посреди двора, за домом и перед сараем, в котором содержались лошадь и корова, постоянно была грязная лужа, видимо, со временем образовавшаяся в яме после вывоза навоза. В летнее время вокруг лужи всегда копались куры и цыплята. Однажды, когда мне было годика четыре, в грязи увяз лапками цыплёнок. Когда я пытался освободить беднягу, то подбежавшая наседка стукнула меня клювом в лоб, и я, закричав, со слезами на глазах, сам сел в ту же грязь, где и пребывал, пока на мой крик не пришли старшие.
В погожие летние дни мы ребятишками любили кататься в сухом сене, которое, перед тем как убрать под навес, досушивалось возле дома.
Во время уборки сена и соломы - корм для коня и коровы - любили мы бегать на сеновал, влезать под стропила и оттуда прыгать. За это нас взрослые не ругали, а наоборот - поощряли, ведь сено и солому на сеновале надо было спрессовывать, уминать.
Но чего не любили подросшие дети, так это полоть огород, засаженный картофелем, на котором лебеда, крапива и колючка вырастали выше картофельной ботвы. А пока они были низкими, приходилось ползать на коленях. Вторая не почитаемая нами работа - это полив высаженной у Озерков рассады капусты. Надо было таскать вёдрами воду из озера и под каждый корень выливать по две консервные банки. А позже нужно было собирать и уничтожать гусениц, а также полоть. И Боже упаси, если не дольёшь воды, или не соберёшь гусениц, - отец каждый день, идя с работы, проверял выполнение его заданий. На первый раз ограничивался внушением, а затем уже в ход шёл ремень или ремённая плётка.
Обычно не было принято в Купавне выращивать огурцы, морковь или свёклу. Когда наступало время засолки огурцов, а позже - квашения капусты, по старовладимирскому тракту тянулись возы с огурцами, морковью, свеклой и другими овощами. Их выращивали в других деревнях и в пригороде Богородска. Купавинцы же, как работавшие на фабрике, заводе, покупали овощи за деньги. Продавали овощи по старинке - мерами. Так было до коллективизации.
После окончания осенних уборочных и посевных работ, засолки огурцов, грибов, квашения капусты наступал долгий осенне-зимний период с его ежедневно укорачивающимся световым днём и длинными тёмными ночами. По вечерам комнаты в доме освещались керосиновыми лампами, дойка коровы в вечернее и утреннее время происходила с фонарём, со свечками или с керосиновой горелкой. При этом же освещении шло кормление и пойка домашней скотины.
Во время длинных осенних и зимних вечеров я в ожидании отца с работы не ложился спать. В то время, когда младшие мои сёстры были в постели и смотрели сны, мы со старшими Полиной, Тоней и Лидой находились в прихожей. Сестры ставили самовар, затем, если мать работала в вечернюю смену, они, подоив корову, готовили нехитрый ужин для себя и родителей. Когда же мать работала в утро, хозяйничала она, а Полина, Тоня и Лида уходили в клуб или в школу на кружок домоводства.
Любил я в осенне-зимние вечера коротать время с матерью. Особенно накануне праздников. Независимо от того - революционный это праздник или церковно-народный: 7 ноября, Новый год, Рождество Христово, Пасха или 1-2 мая, мать всегда старалась к этим дням готовиться заранее. Она пекла пироги, готовила что-нибудь вкусное, мясное, рыбное, сладкие блюда. Дед Иван Григорьевич был верующим, а отец коммунистом, этим и обуславливалось празднование как церковно-христианских, так и революционных дат.
Особенно мне доставляло удовольствие отбирать кости-бабки, когда мать из ножек телка или тёлки готовила холодец. Мне же первому всегда давала попробовать пироги, блины, кисель или компот. А пока в печи русской томился студень, или пеклись пироги в больших противнях, мы с матерью, сидя за столом, грызли семечки, под Новый год орехи лесные и грецкие, тыквенные семечки, которые она всегда покупала к праздникам.
Непременным блюдом не столе праздничном была селёдка солёная, копчёная или залом, толстая жареная сельдь. Мать с отцом редко приносили в дом фруктовую воду. У нас вплоть до мая 1935 года постоянно стоял в чулане шестивёдерный бочонок мочёной брусники. Из неё мать и готовила напитки, кисель.
Вспоминаю, что до коллективизации в Купавне хлеб пекли в каждой семье. Покупали муку в магазине, мололи её из ржи на мельнице. Как сейчас вспоминаю, на краю нашей Большой Московской улицы «гулял» из семьи в семью деревянный окорёнок с закваской для замеса хлебной опары. Когда хозяйка, замесив опару под хлебное тесто, выпекала в русской печи хлеб, она обязана была оставить в окорёнке хлебную закваску и передать той хозяйке, которая должна выпекать хлеб. И так постоянно из дома в дом, из семьи в семью кочевала закваска.
Когда очередь печь ржаной хлеб приходила к нам в дом, мать считала этот день особым. Она обязательно выпекала ржаные лепёшки и горячими давала их мне. Иногда на лепёшку мать намазывала ложкой горку картофеля-пюре и, налив в кружку парного или кипячёного молока, подавала нам - младшим детям - как завтрак. Съев такую ржаную лепёшку с молоком, обычно кушать не хотелось до обеда. Иногда мать, если позволяла возможность, вместе в круглыми домашними хлебами пекла в этой же русской печи ржаные пироги, начинённые картофелем-пюре или морковью, капустой. Их очень любили отец и дед.
Обычно на Рождество Христово и Крещенье (7 и 19 января) дед сам покупал в магазине свежемороженую рыбу. Помню, как-то под один из этих праздников дед принёс на плече завёрнутую в бумагу огромную рыбину - сома длиной метра полтора, с большой головой. А порой весной, летом и осенью дед с отцом на лошади наведывались с бредешком на старые карьеры под село Кудиново. Оттуда они привозили несколько вёдер плотвы, окуней, карасей. Рыболовные снасти мой отец сам вязал из суровых ниток. Одну из последних рыболовных снастей отец связал зимой 1929 года, а весной - в мае того же года он наловил на Озерках ведро карасей. Это был последний улов, который беспрепятственно мог осуществить отец. С 1930 года все земли и водоёмы отошли во владение колхозов. Народные суды строго карали за мельчайшее нарушение запрета пользования землёй, водоёмами и, не дай Бог, колхозным урожаем, даже в мизерных количествах. Видимо, только поэтому в то время распевали из песни такие слова: «Всюду всё колхозное, всюду всё моё!»